Перевод: Когда нам запрещают мечтать

[jai]

Название: Когда нам запрещают мечтать
Переводчик  Джей
Автор: Saindrine
Оригинал: Those Dreams We Don't Dare To Dream
Пейринг: Хэмильтон/Масса, Алонсо/Масса, Алонсо/Райкконен и другие герои
Рейтинг: R
Размер: 1 800 слов
Саммари: Соперники, друзья, любовники - иногда сложно очертить границы между этими словами
Примечание от переводчика: А мы продолжаем нашу минутку ностальгии по 2007 году

Есть несколько негласных правил в «Формуле 1». Нельзя заводить роман с пит-герлами,если только ты не Эдди Ирвайн. Нельзя напиваться в общественном месте, если только ты не Кими Райкконен. Нельзя критиковать команду, если ты не Ральф Шумахер. И нельзя ни под каким предлогом дружить с пилотом конкурирующей команды.

Есть несколько негласных правил в «Формуле 1». Нельзя заводить роман с пит-герлами,если только ты не Эдди Ирвайн. Нельзя напиваться в общественном месте, если только ты не Кими Райкконен. Нельзя критиковать команду, если ты не Ральф Шумахер. И нельзя ни под каким предлогом дружить с пилотом конкурирующей команды.

Льюис узнал об этих правилах до того, как пришел в «Формулу 1», и мысль что какое–либо из них коснется его самого не приходило ему в голове, до того момента, как он не встретил Фелипе. Фелипе с его большими темными глазами и озорной улыбкой, который слишком долго сжимал его руку в знак приветствия в мир «Формулы 1» и который неожиданно сел за его стол в субботу в Мельбурне за завтраком, многозначительно шутя о немного остром и чуть более темном, чем обычно поджаренном тосте. И в мгновение ока они уже стали хорошими друзьями, которые обнимаются в знак приветствия, встают рядом во время парада пилотов и переписываются между гонками.

Рон смотрел на них не одобряюще, Фернандо с подозрением, но только Норберт отвел Льюиса в сторону и сказал, что пора притормозить. Льюис так и сделал, ровно на одну гонку, до того как Адриан (разве не здорово, что «Спайкер» не считается соперником, иначе ему вообще ни с кем не разрешили бы дружить) сказал ему, Льюис – слабак, раз позволяет другим диктовать с кем общаться, а с кем нет.

Был вечер воскресенья после гонки в Монреале, когда он оказался возле двери гостиничного номера Фелипе. Льюис глубоко вздохнул и постучал. Фелипе открыл дверь и посмотрел на него выжидающе.

– Извини, – сказал Льюис немного робко.

Фелипе отошел в сторону, впуская его, и Льюис знал, что должен объясниться, если хочет спасти их дружбу.

– Я… Боссам не нравятся наши отношения. Я имею в виду наше общение. Норберт выдал большую речь про то, что ты – «Враг», – Льюис замолчал и потом добавил. – Но мне плевать.

Льюису кажется, что он сказал слишком много в том числе то, в чем боялся признать даже себе. В животе словно запорхали бабочки, сбив Льюиса еще сильнее с толку. Но потом Фелипе улыбнулся ему, и это что–то означало – он не знал что именно, но понял, что все будет хорошо.

* * *

Фернандо старался выстроить отношения с Льюисом, он действительно старался. Но Рон стряхивал пылинки с Льюиса, делал всё для и ради нового золотого мальчика, и это было настолько очевидно, что пресса сразу вычислила привилегированное положение, доставшееся Льюису. Цитируя Алана Проста, Рон был «слегка влюблен» в Хэмильтона. И назойливая мысль «это должен был быть я» постоянно крутилась в голове у Фернандо. Черт возьми, ведь он – действующий чемпион мира, поэтому должен быть номером один, и Рон не должен был возводить в культ какого–то чертового новичка. Если бы это было не так заметно, он бы понял и отпустил ситуацию, ведь в конце концов Льюис не такой уж и плохой парень, и они общались достаточно неплохо – этого бы хватило, чтобы игнорировать появившееся неравенство в команде.

Понимание того, что Льюис лидирует в чемпионате накрыло внезапно, и самые дряные мысли начали приходить к нему в Венгрии – в него словно вселился бес. Ситуация с пит–стопами оказалось достаточной причиной, чтобы все оказались на ножах. Рон был зол на обоих, но Фернандо не мог избавиться от ощущения, что Хэмильтону прощают все намного проще, чем ему. Осталось черствое, горькое послевкусие, и осознание, что нет смысла бороться в борьбе за любовь Рона, если он уже давно проиграл.

Он не до конца уверен как и почему с этого момента все обострилось. Просто… так случилось, как и многое в этом мире и ты уже не можешь ничего остановить.

В Спа с ним толком никто и не разговаривал. Вместо этого Хэмильтон предпочел говорить с прессой о нем. Рон не проронил не слов за весь уикенд, но Алонсо чувствовали взгляды полные разочарования и мыслей о преданном доверии, и Фернандо надеялся, что сможет вспомнить, что чувствол, когда ему казалось, что именно он – обиженная сторона в этом конфликте.

Он никогда не хотел быть главным злодеем. Однако именно так думала пресса, Льюис, Рон и половина чертового паддока. Хуже всего, он и сам начал так думать. Вся ситуация была просто смехотворна, вот только ему было не до смеха.

* * *

Кими не помнил точно, когда все началось, просто в один день он почувствовал, что Алонсо смотрит на него во время парада пилотов. Он повернулся и поднял взгляд на Фернандо. В ответ получил небольшую улыбку. Брови сами поползли вверх.

Он не думал о том, что скрывается за этими взглядами. Его это не волновало. Кто–то другой может быть всерьез задумался, но он помнил, как Дженни раздраженно пыталась втолковать ему:

– Знаешь, другие люди… нормальные люди беспокоятся о мнении и чувствах других людей. Для них это важно.

Он ответил просто:

– А для меня нет.

Он уже не помнил о чем они спорили, но эти слова застряли у него в голове.

Для него это действительно было не важно. Ничего не изменилось между ним и Алонсо. Они не начали говорить о жизни или вместе тусоваться. Да, их рукопожатия в ** казались более искренними и иногда Фернандо едва заметно улыбался ему. Все это казалось чем–то вроде их общей шутки, вот только Фернандо был единственным из них, кто знал в чем суть этой шутки. Может это должно было волновать Кими, но это не волновало.

Само собой именно Хейкки раскрыл Кими глаза на ситуацию. Коваланен был слишком проницательным и иногда не знал, когда стоит промолчать. Эти два качества могли бы принести ему много проблем, если бы он не был таким чертовски милым.


– Ну, так что происходит между тобой и Фернандо? – он сгорал от любопытства.

Кими только пожал плечами в ответ, и Хейкки закатил глаза.

– Господи, только не увиливай, – усмехнулся тот и Кими не смог остаться серьезным и улыбнулся.

– Не знаю. Думаю, я нравлюсь ему.

– А почему ты можешь не нравиться? Такой интересный, глубокий человек, у вас так много общих тем для общения…

Пара гоночных перчаток полетела в Хейкки. Они так и не закончили тот разговор.


Кими сам не знал, что происходит между ним и Алонсо. Может, как обычно в вопросе отношений он просто не понимал, что всё это значит, но ответа на вопросы он не находил вплоть до того момента, когда месяц спустя после Гран–При Бельгии Фернандо появился перед дверью его номера.

– Привет. Хочешь отпраздновать?

– А тебе то что праздновать?

Фернандо пожал плечами.

– Финиш в Чемпионате выше моего партнера по команде?

Кими показалось, что услышал нотки горечи, но не придал этому наблюдению особого значения. Неловкость, скользнувшая по лицу Фернандо тут же уступила место привычной усмешке.

– Я принес выпивку.

У него в руках была бутылка водки и для Кими этого было достаточно, чтобы впустить испанца.

Когда Фернандо толкнул его внутрь и поцеловал, он на мгновение подумал, что должен быть более удивлен.

* * *

Список того, почему Алонсо не нравился Массе увеличивался каждый уикенд. Во–первых, Алонсо – заносчивый кусок дерьма и манипулятор, который думает, что весь мир должен целовать ему ноги раз он выиграл два чемпионата. Во–вторых, вся эта ситуация с Хэмильтоном…Фелипе не должен беспокоиться или принимать чью–либо сторону – если пилоты Макларена хотят перегрызть друг другу глотки, что ж, удачи им. Но он не мог быть беспристрастным. Ему слишком нравился Льюис.

Конечно, дружба с Хэмильтоном – не основная причина неприязни к Алонсо. Было еще тот образ праведника и великомученника, который носил Алонсо и который слетал с него во время эмоциональный вспышек, и любовь Алонсо быть в центре внимания. И особенно Фелипе вывело из себя то, как Алонсо решил, что у него есть право показательно обидеться на него после Германии, хотя вообще–то это Алонсо оказался на первой ступени подиума. Было смешно слушать бессмысленные полу–лживые извинения Алонсо на пресс–конференция и смотреть на то, как он пытался казаться хорошим.

Примирения не произошло. Фелипе решил, что не позволит уйти Алонсо с высоко поднятой головой, и учитывая, что они оба были взведены до предела, а в ушах стучал адреналин, ничего удивительного в том, что разговор в моторхоуме, начавшийся с попытки помириться, превратился в очередной поток взаимных оскорблений и обвинений. Неоиданно Алонсо с силой толкнул его в стену, и в голове у Фелипе пронеслось, что сейчас Алонсо ударит его. Фелипе бросал оскорбления тому в лицо без остановки, и внезапно в него впилась пара губ, заставляя его замолчать. Фернандо целовал его грубо и яростно, почти насилуя. Поцелуй как одна из форм борьбы, и может именно по этой причине он ответил на поцелуй, ведь иначе Алонсо бы победил, а Масса не мог этого допустить.

Алонсо взял того за шею, притягивая еще ближе, а большой палец лежал на горле, и этот захват заставлял Фелипе нервничать и возбуждал одновременно. Он не знал, как все это его характеризует. Он забыл обо всем, когда рука проникло под футболку испанца, стискивая талию так, чтобы оставить синяки. Не думать ни о чем было самым мудрым решением за последнее время, потому что это как гонки – только инстинкт и интуиция, на обдумывание нет времени.

Это был просто грубый дроч в моторхоуме, и конечно это не решение их конфликта. Для Алонсо всё в жизни – соревнование, и он во всём должен быть первым, так что он оставлял больше синяков, чем Фелипе, и что еще хуже, оставлял их на самых видных местах. Фелипе ни на секунду не верил, что это случайность.

Льюис ждал Фелипе на парковке, чтобы отвезти в отель. Заметив прокушенную губу, он поднял брови.

– Господи, что с тобой случилось?

– Спроси напарника.

– Вы подрались? – спросил тот, недоверчиво. Фелипе на секунду захотел позволить ему поверить в это. Однако, Льюис несомненно бы спросил Алонсо, и Льюис не должен был узнать о произошедшом от испанца. Лучше бы он вообще ни о чем никогда не узнал.

– Нет, – неохотно признал Фелипе, и понял, что не надо объяснять остальное, когда увидел, как изменилось лицо Льюиса. Шок на лица британца не исчез, он просто изменился.

– Тоже вариант решения проблемы, – сухо прокомментировал он, чересчур нейтрально. Возможно Льюис немного ревновал, но самым неприятным оказалось то, что Фелипе не был уверен кого именно ревнует Льюис.

Фелиппе вздохнул.

– Мы можем просто поехать?

Льюис молча кивнул, Фелипе откинулся в кресле, уперся головой в боковое стекло и закрыл глаза, мечтая, чтобы всё было менее запутанным.

* * *

– По шкале от одного до десяти, – спросил Култхард серьезно. – Насколько вы довольны своими гонщиками в этом сезоне?

В ответ Он получил испепеляющий взгляд и слова, что счастье нельзя измерить .

Дэвид спросил, смеясь:

– На языке Рона Денниса это значит «Я бы убил их во сне, если бы мне потом не грозила тюрьма»

Губы Рона растянулись в улыбке, от чего он выглядел моложе и когда он подошел ближе, взъерошил волосы своего бывшего гонщика, то показалось, что не было всех этих лет – они словно вернулись в конец девяностых.

Конец.