Ф1 фест, деанон

[jai]

Кстати, на Ф1 фесте написала два текста.

Первый, потому что давно хотелось написать про их пару.
Пол Ди Реста/Нико Хюлькенберг. Пять раз, когда Пол не решился поцеловать Нико (и один раз, когда поцеловал)

1300 сл.

Иногда Нико Хюлькенберг любил загадывать Полу Ди Ресте загадки, ответы на которые тот не знал.
- Пол, а ты знаешь в каком случае, смотря на цифру «два», мы говорим «десять»?
Пол задумался на секунду и затем заявил с уверенностью:
- Когда смотрю на второго пилота пятой команды в командном зачете.
- Нет.
Пол удивленно посмотрел на напарника, перебирая другие варианты.
У Хюлькенберга был громкий смех и это сбивал, смущало и ставило в тупик одновременно. Пол не знал, как реагировать - над ним редко так открыто смеялись. Захотелось заставить напарника прекратить эту пытку смехом, но ответа на загадку у него не было, а другой вариант как заставить Нико замолчать, который пришел в голову, смутил Пола еще сильнее.
Нико ушел, подмигнув напоследок, и Пол понял, что легким этот сезон уж точно не будет.

***

Иногда Пол Ди Реста слишком много думал, о чем ему постоянно твердил его напарник.
- Перестань, у меня от тебя голова болит.
- У меня есть таблетки от головной боли.
- Только от головной боли? – хмыкнул Нико.
Пол растерялся, пытаясь понять, что тот имел в виду - так часто бывало при общении с этим странным Хюлькенбергом. «Немецкий юмор», – объяснял для себя Пол.
- А какие тебе нужны?
Нико засмеялся, затем встал и перед уходом наклонился к Полу:
- А ты подумай.
Об этом он думал до следующей пятницы, когда он постучался в номер Нико. Тот открыл не сразу. Пол услышал, как выключается вода в душевой и через минуту перед ним возник мокрый, с повязанным полотенцем на бедрах Хюлькенберг.
- Чего тебе?
- Я принес, - ответил Пол, глядя на взъерошенные во все стороны волосы Нико, которые так и хотелось пригладить. – Таблетки.
В следующую секунду Пол был затащен в комнату и прижат к стене.
- Ты, ты, - Нико смотрел на него во все глаза, но не мог скрыть своей широкой улыбки. - Ты вообще в своем уме?
Пол думал, что если бы огонь можно было разжигать взглядом, то у Нико бы получилось. Он бы сжег весь Сахир к чертовой матери. Пол смотрел в эти искрящиеся глаза - они никогда еще не были так близко.
- А ты? За компанию? – веселился во всю Нико.
- Нет, спасибо.
- Боишься?
- Не интересуюсь.
Почему-то именно в этот момент Полу показалось, что они о чем-то другом.
- Жаль, придется тогда позвать Дженсона.
Пол пожал плечами, достал из кармана бутыль и вложил напарнику в руку.
- Витамины? – прочитал тот на этикетке.
- А ты что думал?
Выходя из номера, Пол чувствовал на себе пристальный взгляд.

***

Иногда Полу казалось, что Нико тратил слишком много сил на свой имидж: болтал без умолку со спонсорами на мероприятиях «Форси Индии», показывал языки на камеру и флиртовал с каждой встречной.
Девушки просили Пола сфотографировать их с Нико, и на пятый раз за Пола начал раздражать то, как близко Хюлькенберг их притягивал и как те без стеснения спускали ладони вдоль спины на ягодицы.
- Почему ты позволяешь им это делать? – спросил Пол после очередной фото-сессии перед посадкой в самолет.
Нико начал смеяться, морща нос и прищуриваясь, как всегда делал. А потом резко притянул напарника за плечи.
- Так?
Пол не смотрел в глаза – слишком близко, он так не привык. Но неловко казалось было только ему, нахальный Хюлькенберг продолжал хихикать, и эти растянутые в улыбке тонкие губы притягивали к себе внимание Пола. Он не заметил, как положил руку на спину Нико, и спустил ниже, чем следовало бы, в точности как те девушки.
- Почему? – спросил Нико, и Пол почувствовал, как его разглядывают. – Потому что это приятно.
Начало посадки объявили как никогда кстати.

***

Иногда Пол Ди Реста замечал, что когда Нико злился, то не считал нужным подбирать слова или смягчать тон. Так случилось и в субботу в Канаде. Нико был мрачнее затянувших небо туч. Он бросил Полу короткое «отвали» после командного брифинга и заперся у себя. Отмар Сафнауэр заявил, что нужно еще обсудить совместную тактику, и Пол вызвался позвать Нико.
Казалось, Хюлькенберг не слышал, как Пол стучался уже минуты три. На телефон он тоже не отвечал. Пола раздражало поведение напарника - эмоции не должны мешать работе, это как минимум было не профессионально.
- Нико, это важно, - сказал Пол.
Он не знал почему, но тот впустил его через несколько секунд. Нико успел переодеться, сейчас был в одних шортах и Ди Реста почему-то подумал, что у напарника не торчали так лопатки как у него.
- Отмар сказал, что нужно обсудить вариант с двумя пит-стопами, он считает, что шины могут это позволить.
Хюлькенберг плюхнулся на софу и уставился в потолок.
- Пол?
- Что?
Нико замолчал, словно что-то решая, а потом ответил:
- А, впрочем, ничего.
Нико был бледнее обычного. Пол не был уверен, стоило спрашивать вертевшееся на языке «ты в порядке?» или «у тебя что-то болит?», потому что не знал, какая последует реакция. Ди Реста стоял с минуту, ожидая, что может Хюлькенберг сам что-то скажет, но тот продолжал молчать.
- Ну, я пошёл, - бросил Пол и вышел, озадаченный состоянием напарника. В след ему полетели слова на немецком, но Пол не понял, что они значат.

***

Иногда Пол Ди Реста думал, что может, это все же национальные особенности в поведении Нико сказывались, оставляя после себя кучу вопросов. Но ведь с Сутилем было проще.
Пол часто ловил на себе взгляд напарника в боксах, на брифинге и совместных пиар мероприятиях, но не мог расшифровать их значение. Ему отчаянно хотелось, чтобы и с этим ему помогал гоночный инженер: задал правильные вопросы, вытянул полученную информацию и построил логическую цепочку. Пол нужен был как минимум график изменения настроений Нико - когда тот настроен на разговор, а когда нет, чтобы знать, какие настройки подобрать. Он не мог действовать с закрытыми глазами, на ощупь.
В воскресенье после гонки в Германии Нико был настроен также хорошо, как и его болид в гонке. Вечером он буквально силой затащил Пола к себе, сказав, что нужно отпраздновать их пятое и седьмое места, доставая бутылку «Джека Дэнниелса» и «Колу». Пол просил делать не крепкий коктейль, тот кивал, но после третьего стакана казалось, что в значении слова «крепкий» они расходятся.
- Почему вы англичане совсем не умеете много пить, - смеялся Нико, сам заметно запинаясь. – Вас сносит буквально с бутылки пива.
- Не правда, - Пол пытался сфокусироваться на Нико, и говорил медленнее, чтобы не заговариваться. – Это все сте-ре-о-тип.
Нико смеялся и почему-то начал расспрашивать Пола о детстве, картинге и младших сериях.
- Мне, наверное, пора, - сказал Пол через два часа, когда все темы о сложности попадания в «Формулу», различиях с GP2 и тяжелой судьбе молодых гонщиков были исчерпаны. – Поздно уже.
- А сколько времени?
- Десять минут первого, - посмотрел на часы Пол и замер, не сводя глаз с циферблата. Он чувствовал себя так же, как если бы со всей скорости врезался в болид.
- Я понял, - Пол повернулся к напарнику, который развалился на кровати за его спиной.
- Что? – Хюлькенберг смотрел на него.
- Твоя загадка. Я разгадал. Десять – десять минут на часах, когда смотришь на цифру два.
- И все? – Нико улыбался своей кошачьей улыбкой, словно что-то скрывал. – А другую?
Пол уставился на напарника непонимающе, проклиная алкоголь, от которого в ушах звенело, а глаза застилало.
- Вот эту, - сказал Нико и притянул Пола, целуя, впиваясь, толкаясь языком между сомкнутыми губами и проникая внутрь, увлекая, направляя и передавая инициативу.
Пола несло на волне не то от ядреного Хюлькенберга, не то от такого же виски. Он отвечал на поцелуй, забываясь и не анализируя, как никогда раньше, сжимая волосы и чувствуя, что всё это – слишком много, и что от полученной информации сейчас лопнет голова. В тот момент он думал, что, наконец, весь замысловатый паззл под именем «Нико Хюлькенберг» сложился воедино.

Вот только на следующий день Нико на неловкую фразу Пола: «Нико, насчет вчера…», ответил удивленным: «А что было? Совсем ничего не помню, полный провал в голове. Вот мы вчера надрались с тобой».
- Да, у меня тоже… провал, - единственное, что нашелся ответить Пол. Казалось, что это было подходящим словом.
Нико искренне вздохнул, хлопнул его по плечу и направился в сторону такси. Пол закусил губу, поняв, что загадки еще не закончились.


И второй, к которому отношусь очень трепетно. Настолько трепетно, что после попросила Шу вычитать. Спасибо Шу !
Адриан Сутиль/Льюис Хэмильтон. Возвращение Адриана в Формулу, попытка Льюиса наладить отношения. А+

1200

На рождество во время семейного ужина Энтони Хэмильтон спрашивает у сына как будто невзначай, среди прочего:
- Как Адриан?
Он делает это специально, как всегда. Не позволяет забыть об ошибках и прошлом, бьет в самое больное полуупреками. Льюис бесится и цедит:
- Понятия не имею.
- А я говорил, что недавно видел Адриана? – в другой день уже за десертом начинает Энтони.
Льюис никак не реагирует, просматривая музыкальные новости в телефоне.
- Он отлично выглядит, лучше, чем когда мы виделись в последний раз, после суда. Кстати, есть вероятность, что он вернется. Он так говорит. Было бы здорово. Мальчик заслуживает второго шанса.
- Мне пора, - встает Льюис.
- Сядь, – уставшим голосом говорит Энтони. - Я может уже и не твой менеджер, но я все еще твой отец.
Льюис вздыхает и возвращается за стол.
- Мне уже не четырнадцать, - почему-то решает напомнить Льюис.
- Я заметил. Такие же широкие штаны я тебе в детстве покупал.
- Это модно, пап.
- В четырнадцать ты говорил то же самое.

***

Новость о том, что Адриан Сутиль возвращается в «Формулу 1» застает Хэмильтона в студии в Голливуде, где они с друзьями записывают новый альбом. Он просто включает телефон во время перерыва и натыкается на заголовок о втором пилоте «Форс Индии».
- Что, продолжаем? – окликают его из рубки, показывая на микрофон.
Льюис кивает, мысленно находясь в другом месте. Он должен радоваться, как обещал журналистам, себе и Адриану в электронном письме, но тяжесть на плечах оказывается ощутимо больше, чем он думал. Больше, чем он поднимает в «качалке».
- О чем ты думаешь? - перед сном, гладя его по голове, спрашивает Николь. Он молчит почти весь вечер, подогревая ее любопытство и заставляя волноваться.
- Ни о чем важном, - врет Льюис, смотря в потолок. В глаза все еще не научился.
У него нет никакого желания заниматься сексом, поэтому он убирает ее руку с паха, целует в висок и желает спокойной ночи.
О возвращении Сутиля она узнает самостоятельно уже на следующий день, и Льюис не сомневается, что складывает два и два. У него чертовски умная девушка.
- Ты должен помириться с Адрианом.
- Я никому ничего не должен, - хмурится он, всем видом показывая, что не хочет продолжать разговор.
- Льюис! – Николь в ту же секунду превращается из нежной гавайско-филлипинской принцессы в настоящую американскую фурию. - Я тебя сейчас ударю, расцарапаю лицо, спину, вытащу всю эту дрянь и отправлю Рону Дэннису, чтобы полюбовался.
Льюис улыбается. А ведь могла бы. Она не успокаивается, пока он не дает ей обещание.

***

Он встречает Адриана только в паддоке в Австралии. Украдкой, совершенно случайно. Все дни то и дело упирается взглядом в натянутую, как струна от его гитары, спину, в бело-оранжево-зеленую футболку и думает, что год – слишком мало. Ему нужно больше времени.
- Привет, - говорит Льюис, когда они наконец сталкиваются плечами в секторе с прессой.
Адриан не слышит или делает вид, что не слышит. Льюис ждет слишком долго, затем поворачивается к журналистам, отвечает на вопросы заученными фразами и спешит в моторхоум.
Сообщение «Помирись с Адрианом» приходит вечером.
Льюис хочет всех послать, но Николь нельзя - второй раз уже не примет обратно, сколько бы стихов он ни писал, обещая исправиться и не повторять ошибки. В этом случае их нужно было просто не совершать.

***

Он ловит Адриана уже в Малайзии. Видит его спину между трейлерами, догоняет и останавливает, хватая за локоть. Адриан перестает улыбаться мгновенно, как только оборачивается. Черты лица заострены сильнее обычного. Льюис смотрит в черные очки и старается хоть что-то разглядеть. Он не знает с чего начать, а Адриан молчит, совершенно не желая ему помочь.
- Я рад, что ты вернулся, - говорит Льюис.
Нет, не то.
- Думаю, у тебя будут отличные шансы в этом сезоне. Ты заслуживаешь, после всего, знаешь... - Льюис запинается. – Мне жаль. Я писал тебе.
- Писал? – переспрашивает Адриан.
- Да, на почту.
Адриан сжимает кулаки.
- Не будь еще более жалким, чем ты есть, Льюис, - выплевывает он и разворачивается.
- Подожди, - Льюис хватает Сутиля за локоть, останавливая.
- Убери. От. Меня. Свои. Руки. – Шипит Адриан, выделяя каждое слово.
Льюис убирает, и это так непохоже на него, что он сам удивляется. Хэмильтон стоит и провожает своего бывшего друга взглядом.

***

Льюис знает, что Нико Росберг общается с Адрианом, просто знает это. Замечает их, сидящих в холле гостиницы на обеде в паддоке на нейтральной территории, видит, как иногда Нико берет трубку, нервно оглядывается на Льюиса и отходит, чтобы тому не было слышно. Он старается не думать об этом, но не замечать не получается.
Нико не пытается их помирить, наверняка нет. Он вообще избегает любых конфликтов и уходит от сложных тем и вопросов, как будто сам боится, что сложные вопросы начнут задавать ему, а у него не будет на них ответов. Но в воскресенье вечером всё же спрашивает:
- Вы с Адрианом совсем не разговариваете?
- Как будто ты не знаешь, - отвечает Льюис, вызывающе глядя на Нико.
Тот замолкает и отводит взгляд. Вот и всё, в этом весь Росберг. Черт возьми, если спрашиваешь, спрашивай нормально, напрямик, не думай о задетых чувствах и правильности поступков. Просто иди до конца, настаивай на своем, жми на полную, даже если говорят, что не надо.
Льюис злится на Росберга из-за его слабостей. Так проще не думать о своих.

***

Иногда Льюис вспоминает тот вечер в Лос-Анджелесе полтора года назад, когда они помирились с Николь после долгого разрыва. Он прилетел, никому не сообщив, осознав в один момент, что не может упустить лучшую девушку в мире, как упустил титул в две тысяча седьмом, из-за каких-то глупостей. Ему как воздух нужен был этот громкий смех, беззаботная болтовня и влюбленный взгляд в дни не только побед, но и поражений. Ему нужна поддержка, но в этом он никогда не признается.

Иногда он думает о том, почему она его простила. «Я тебя ненавижу, ненавижу» - билась она в его руках тогда, рыдая и царапая шею и грудь. Он целовал ее и обещал, что все будет хорошо, теперь точно. Потом уже он спросил: «Почему?». Она ответила: «Потому что люблю». Для нее этого было достаточно.

***

В четверг вечером в Китае он слышит игру на пианино в холле второго этажа гостиницы и точно знает, кого он сейчас увидит. Он стоит, облокотившись на стену за спиной Адриана минут пять, пока тот доигрывает «Лунную сонату» Бетховена.
- Браво, - говорит Льюис и хлопает.
Сутиль вздрагивает от неожиданности, но не отвечает и даже не поворачивается. Просто перебирает клавиши, размышляя над следующей мелодией. Льюису всегда нравилось смотреть на такого поглощенного игрой Адриана.
- Ты все еще не научился играть на бас-гитаре? – вспоминает старое пари Льюис.
Адриан, кажется, не слышит, но спустя несколько мгновений отвечает, все так же сидя спиной:
- Это примитивно.
- Росберг, кстати, начал играть. То есть пытается. На обычной.
- Я и говорю.
- Мы можем начать снова общаться? – тут же перехватывает Льюис, давя и продавливая.
- Нет, - отрезает Адриан.
- Но мы уже.
Слова Льюиса утопают в «Реквиеме» Моцарата. Адриан меняет мелодии, играет одну за одной, без остановки, ничего не говорит, но и не прогоняет Хэмильтона. Не может - понимает уже потом Льюис.

Льюис и сам не может уйти, потому что они в Шанхае, а однажды в Шанхае он уже ушел.